– Это что? – спросила мама, брезгливо осматривая куриную тушку. – Срок годности закончился три дня назад.

– Муж хотел жареной курицы. Как видишь, не пожарил.

– Сама пожарила бы. Трудно?

– Трудно. Я болела. Попросила купить курицу на бульон. Он купил две, одну на жарку. Я ему сказала, что не стану ничего жарить с температурой. Сказал, сам пожарит. Сама видишь, как пожарил.

– Выбросить не судьба?

– Ты почему у меня спрашиваешь? Я сегодня первый день на ноги встала. Иди, мужа моего допрашивай, почему испорченная курица ещё в холодильнике.

Курицу мама обернула в пакет и выбросила в мусорное ведро, пообещав, что по дороге домой вынесет мусор. Я выпила выписанную врачом таблетку и сказала маме, что пошла спать.

– Спать? Холодильник пустой, зять скоро с работы придёт. Ты хорошо выглядишь, не похожа на больную. Приготовила бы что-нибудь.

– Холодильник пустой… Верни обратно курицу, пусть приходит, жарит и ужинает. И вообще, мама, я, наверное, буду разводиться.

Хорошо, что курицы к этому моменту в руках мамы не было, иначе был бы громкий бряк – себе муж купил большую, жирную тушку.

Заболела я. Впервые за наш годовалый брак заболела. Муж несколько раз болел. Ухаживала, заботилась, он не капризничал, всё порывался самостоятельно налить чай или сходить за лекарствами на кухню. Была дома, просила, чтобы лежал, лишний раз не напрягался. Мне не было трудно принести стакан воды и несколько таблеток, я считаю этот поступок актом заботы. С работы приходилась, ругаться хотела: больной, с температурой, а есть готовил.

Заболела я, узнала много нового про эксплуатацию. Раз он всё сам может, то и я всё сама должна. Мне было так плохо, что сдохнуть хотелось. Спала урывками, знобило, колотило, разжаривало. Высокая температура, которая спадала ненадолго, мучительный кашель, я думала, лёгкие решили покинуть моё тело путём побега через рот. И муж со своей курицей, которую я должна была пожарить.

Как хватило сил на ругань, не знаю. Нет, сначала я спокойно объяснила, что все болеют по-разному. Кто-то нормально переносит температуру, у кого-то лёгкая форма заразы, кто-то пишет завещание, если видит на градуснике страшную цифру тридцать семь. А я, если болею, то всё, лежу с температурой и сильным кашлем. Насморка лет десять не было. Лёгкого кашля тоже. Почему-то именно в такой форме болею ОРВИ.

По-хорошему муж не понял. Сказал, что прибедняюсь. Вот он болел, на градуснике под сорок, ужины мне готовил, я с работы приходила, наворачивала. Так он был в состоянии это делать! А я просто лёжа готова была сдохнуть, до туалета ковыляла, возвращалась без сил, будто не к унитазу попу прислоняла, а с дементором общалась.

Обиделся муж, что курицу ему не пожарили, ушёл спать на кухню. Бульон сама сварила: курицу бросила в воду на плите, через два часа выключила, что не выкипело, то моё. И сил эти действия отняли неимоверно много.

На следующий день муж пришёл с работы, извинился, цветы принёс. Сказал, что будет обо мне заботиться, ведь любит. Предположила, что с коллегами моё состояние обсудил, они его закидали тем, чем кто богат. Вот и понял. Но первая реакция – её же не подделаешь. Да, понял, да, готов оказывать акты заботы, но сам он смысла в них не видит, просто чтобы никто пальцем не показывал.

Не знаю, почему меня это так насторожило. Может, мысли о детях. Рожу. Больной ребёнок в год, по мнению мужа, сам должен будет до аптеки ползти, или уже идти, не знаю, в каком возрасте дети из ползающих становятся прямоходящими. Утрированный бред, но направление верное.

– Он же всё понял, а ты забудь, ошибся зять, не подумал, – выдала мама, выслушав меня.

– Меня не волнует, ошибся ли он. Меня волнует, не ошибаюсь ли я.

Мама ушла, забрав с собой мусор. Я пошла дальше лежать и думать, что это было: первый звоночек, набат или моя паранойя? Записано.